|
«По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье!»
(А.С. Пушкин)
Что это как не молитва эстета? А что такое молитва вообще? Молитва – это благодарение, славословие Богу. Но славо-словие – это для филолога или для поэта. А для художника это должно быть славо-цветие, а для музыканта славо-звучие. Молитвы Баха это его фуги и прелюдии, молитвы Рублева – его иконы. Я не музыкант и не поэт, поэтому мне ближе молитва живописца.
В наше смутное время не прекращаются позорные споры о том, что есть искусство. Они существуют только потому, что из жизни людей исчезла молитва. А ведь живопись это и есть молитва человека в красках. А то, что не есть молитва, не является искусством. Вот так все просто, причем так было всегда. И кучи мусора, называемые инсталляциями, никто бы и не подумал называть искусством, если бы само понятие молитвы еще оставалось в головах людей. Ведь человек видит так, как он думает. И это не метафора – это физиологический факт: человек видит не глазом, а мозгом. Это напоминает (а на самом деле это она и есть) концепцию Вильгельма Райха и Александра Лоуэна о теле как о форме психики. Паттерны поведения и характера образуют «мышечный панцирь» - мышечные блоки и зажимы, в которых выражаются комплексы нашей психики. То есть в форме тела человека являет себя его психика.
А я хочу сказать больше: все формы в природе и в искусстве являются выражением «психики» их обладателей или создателей. Возьмем, к примеру, дерево. Зрелое вековое дерево. Почему мы не можем отвести от него нашего взора? Почему оно нас так завораживает своей формой? Почему глаз наш не устает скользить по его стволу и ветвям, медленно двигаясь вверх и вниз, как учил рассматривать деревья Пришвин? Что мы угадываем родственного себе в строении дерева? – Мы видим в дереве форму времени его жизни. И если наша собственная форма выдает несовершенства в протекании нашей жизни, то форма дерева в совершенстве воплощает время его жизни. Как сказал Николай Гумилев:
«Я знаю, что деревьям, а не нам
Дано величье совершенной жизни»
Дерево – это прошедшее столетие, актуально присутствующее в сейчас. Это способ изображения вечности во времени:
«Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчислимые тысячелетья!»
Вековое дерево это произведение искусства, потому что оно является застывшей молитвой Богу, - совершенная жизнь это и есть ежеминутная благодарность Творцу, выраженная самим способом своего существования. Григорий Померанц, немного переиначивая слова князя Мышкина, говорил: «Как можно видеть дерево, и не верить в Бога?» Когда я вижу вековое дерево, моя рука сама тянется ко лбу, чтобы перекреститься. И это не язычество – это пантеизм, потому что «Бог все во всем» (1 Кор. 15: 28). Как можно видеть прекрасный пейзаж и не ощутить в себе молитвенного порыва? (Конечно все это относится только к людям, вполне воспитавшим в себе человека) И совершенно не важно где мы созерцаем этот пейзаж, в природе или на картине художника. Об этом и говорит Пушкин в своем стихотворении. И если Померанц видит Бога в дереве, то Павел Флоренский видит Его в Рублевской Троице: «Если есть Троица Рублева, значит есть Бог». Так исчезает граница между красотой природы и красотой искусства, потому что и то и другое есть форма молитвы, трепет которой рождает счастье в душе эстета. Счастье, которое и есть безмолвная молитва.
Она безмолвна еще и потому, что ухо большинства к ней глухо. Вспомните, кто говорит о счастье созерцания дерева у Достоевского, - идиот. Это и есть окончательный приговор современного общества эстету: какова норма, такова и патология.
|
